Историческая экспозиция Московской Биржи, история российского биржевого движения - Летопись - Московский "Сити"

XV век стал жестоким временем собирания земель русских. Центр торговли Руси перемещается в Москву, которая становится посредником между Европой и Азией, крупнейшим торговым центром Восточной Европы. И хотя море не омывало стены белокаменного Кремля, был город портом многих морей благодаря Москве-реке. Важнейшими направлениями, куда выводила ее голубая лента, были Ока и Волга. А оттуда вели торговые речные пути да сухопутные тропы и на восток, и на запад. Везде жили люди, с которыми можно было торговать.

Центральное положение Москвы очень быстро превратило ее в подлинный узел водных и сухопутных дорог, который имел очень важное значение. Торговый характер города ощущался на каждом шагу. Коробейники, лавки, рынки встречались повсюду. Звучные голоса бойких торговых зазывал и заезжих торговцев не смолкали до самых сумерек. Ни в одном другом средневековом русском городе не было такого пестрого смешения народов. Кто тут только не обретался: немецкие и литовские гости с Запада, татарские, среднеазиатские и армянские купцы с Востока, итальянцы и греки с юга. Европейские и азиатские костюмы причудливо перемешивались на ее улицах. И уже никто не удивлялся, что вся торговая Россия управлялась Москвой, дававшей государству, как говорили тогда, вес, меру, монету и направление. Недаром один заморский гость в те годы заметил, что сам царь был первым купцом России.

Все это изобилие московское существовало благодаря стараниям купцов. Московские гости-купцы, может, по примеру новгородскому, а, может, и сама жизнь подсказывала принципы существования и торговли, объединялись в общества.

Верхушка московского купечества жила двумя основными группами. В одну группу входили гости-сурожане, торговавшие в городе Суроже, что находился в Крыму. Оттуда русские купцы особенно активно торговали со средиземноморскими странами. Другая группа объединяла суконников — те торговали с Западом. Если главным товаром первых были шелковые ткани, то вторых — ткани суконные, не считая, конечно, всевозможных иных товаров. Вообще гостями называли торговцев, которые вели оптовую и иностранную торговлю.

Не могли без торговых людей и сильные мира сего — князья и цари, которые всегда нуждались в поддержке купеческой верхушки, в их богатстве. Недаром о купцах говорили как о людях, которые «…суть храми наполнени богатства, всякого товара». Московские купцы неоднократно субсидировали крупных феодалов. Известно, например, что при помощи «суконников» князь Юрий Дмитриевич Галицкий в начале XV века сумел расплатиться со своими кредиторами из Золотой Орды. Купцы оказывали денежную помощь князю Василию II во время его изгнания из Москвы галицким князем Дмитрием Шемякой. Многие удельные князья становились должниками крупных купцов и ростовщиков.

Сохранились свидетельства, что Московия была весьма богата монетой. И своей и иноземной. Ведь ежедневно деньги за товары привозились со всех концов земли.

По аналогии с новгородскими, гости московские создавали свои объединения и вели деятельность при святых местах — церквях. «Того же лета,— писал московский летописец в конце XV века,— июля месяца, заложил церковь Иоанна Златаустаго великий князь Иван камену…» Другой летописец называет ее «бывшей гостиной древяной». И выясняется, что церковь Иоанна Златоуста была строением московских гостей. Имела она значение не только религиозного, но и гражданского учреждения. Здесь были подвалы и амбары для хранения товаров, хранилась общая купеческая казна.

Каждый вид товара имел свое место. Торговые ряды предназначались для розничной торговли, оптовая велась в Гостиных дворах. «А врозь никаких товаров на Гостиных дворах не продавать»,— строго напутствовал один из указов царевых.

В знаменитом московском Китай-городе, где с незапамятных времен находился Гостиный двор и грандиозные Торговые ряды, был главный торговый пункт.

«В старые времена,— писал историк и писатель Пыляев,— общая картина московских рядов и Гостиного двора представляла самую кипучую деятельность. Ночью вся эта часть, запертая со всех сторон, представляла какой-то необъятный сундук с разными ценностями, охраняемый злыми рядскими собаками на блоках да сторожами. Но лишь только на небе занималась заря, и вставало солнце, как вся эта безлюдная и безмолвная местность вдруг растворялась тысячами лавок, закипала жизнью и движением. Длинной вереницей тянулись к рядам тяжело нагруженные возы от Урала, Крыма и Кавказа, куда глаз ни заглянет — всюду движение и кипучая деятельность: здесь разгружают, там накладывают возы; тюки, короба, мешки, ящики, бочки — все это живой рукой растаскивается в лавки, в подвалы, амбары и палатки или накладывается на возы. Длинные, извилистые полутемные ряды построены без плана и толку, в них без путеводителя непривычному не пройти; все эти ряды сохраняли и вмещали в себя товары ценою на миллионы рублей». «Площадь занята теперь Верхними рядами,— продолжал описание историк,— разделялась в то время на три отделения. Первое отделение, против Красной площади, пространство от Никольской улицы до Ильинской, в длину заключало в себе восемь линий, имеющих свои названия по роду товаров. Каждая линия торговых рядов первого отделения имела восемь названий: Ножевая, Овощная, Шапочная, Суконная Большая, Суконная Малая, Скорняжная, Серебряная и Большая Ветошная, или Покромная. Линия Ножевая имела ряды: Новый Овощной и Седельный; линия Шапочная имела четыре ряда: Железный, Лопатный, Малый Золотокружевной и Смоленский Суконный; линия Суконная Малая — пять рядов: Сундучный, знаменитый своими пирожками и квасом, Нитяной, Малый Крашенинный, Большой Золотокружевной, Затрапезный и Московский Суконный, поперек этой линии шел Большой ряд Крашенинный; линия Скорняжная делилась на Бумажный, Епанечный, Скорняжный и Шелковый ряды; линия Серебряная — на Иконный, Женский, Кружевной, Малый Ветошный и Серебряный. Большая Ветошная на — Перинный ряд, затем Большой Ветошный и Сольный, лицом на Ильинку — Панский ряд».

Сразу все и не запомнишь. А если еще добавить ряды, которые не указал Пыляев,— Пряничный, Птичий, Харчевой, Калашный, Сапожный, Медовый, то тут уж действительно без путеводителя или провожатого не разберешься. Даже сегодня эти разнообразные торговые названия застыли в именах переулочков, проходов, тупичков древнего Китай-города. И стоит только напрячь фантазию, и откроется пытливому взору бурная торговая деятельность прошлого.

О возведении некоего двора для гостей, который в дальнейшем неоднократно перестраивался и уже тогда назывался Гостиным, упоминалось еще в летописях времен Ивана Грозного: «Недалеко от великокняжеского замка (т.е. Кремля) стоит огромное каменное строение, называемое Гостиным двором, в котором купцы и живут, и товары свои выставляют»,— писал иностранный посланник при дворе Великого князя.

Интересные свидетельства оставляли иностранцы о московской торговле и чуть позже, уже при царе Алексее Михайловиче. Так, некий Кильбургер Иоганн Филипп, пребывавший в Москве в 1674 году в составе шведского посольства, писал: «…Среди Москвы, в той части города, которая обнесена красною стеною и называется Китаем, находятся два больших каменных двора, из которых один называется Гостиный двор старый, а другой Гостиный новый. Последний есть лучшее строение во всей Москве и построен нынешнем царем за 12 лет до сего, когда медные деньги ходили в Руссии и рабочим людям платили оными, но по окончании строения вдруг их уничтожили и выкупили за низкую цену.

Внутри сего строения есть двор во 180 квадратных шагов, там висят большие городские весы, а вокруг в два яруса сделаны большие лавки со сводами, из коих многие нанимаются немцами. На этом дворе сходятся иностранцы и составляют как будто биржу, и их можно тут находить каждый день.

Зимою весь двор наполняется санями, разными товарами и народом, что проходить нельзя, а надобно беспрестанно лазить. Здесь видишь горами наваленные астраханские осетры и стерляди, также множество икры и разные черкасские и другие товары.

На другом Гостином дворе также два яруса лавок со сводами. Здесь теперь торгуют персияне и многие русские…

…Всякий может согласиться, что в городе Москве столько же лавок, сколько и в некоторых других европейских городах, хотя большая часть оных так малы и тесны, что купец едва может ворочаться между товарами. И хотя в Белом городе или пространстве, окруженном белою стеною, равно и в Земляном городе, то есть в части, лежащей между сею стеною и земляным валом, который называется Скородом,— есть великое множество мелочных и других лавочек, но Китай-город, или город, обнесенный красною стеною, как средоточие Москвы, посвящен собственно купечеству; почему и не найдешь там отдельных домов, но лавки, по большей части каменные, из коих некоторая часть принадлежит казне, а большая часть частным людям. При оных денно и нощно в разных местах стоит караул и вода от пожаров, которые нигде так часто не бывают, как в Москве. Также недалеко от Кремля и Земского приказа есть Охотный ряд, в котором продаются всякие живые птицы, глухие (глухари) и полевые тетерева, рябчики, пигалицы, скопы, соколы, перепелки, соловьи, жаворонки, щеглята и так далее, также куры, голуби, гуси, утки, живые кошки и прочее».

Объемы торговли московской увеличивались с каждым месяцем. Время требовало решений дерзких и смелых, торговле необходимо было дать вольницу. В Великом Новгороде это уже было. Дело, начатое в XII веке, имело свое естественное продолжение. Все острее возникала потребность в крупных и современных по тем временам центрах, где одновременно сходились бы продавцы и покупатели как для получения необходимой информации, так и для заключения торговых сделок.

Так, очередной Гостиный двор был выстроен царем Алексеем Михайловичем в 1662 году. Место это играло роль биржи, и торговые люди сходились сюда, как и требовалось, для «полезных дел». И хотя торговое место для схода купечества было определено, все же с помещением для встреч москвичам долго не везло. Правда, развитию торговли это ничуть не мешало. Купцы по-прежнему с успехом решали все свои деловые вопросы.

Решение выстроить в центре Гостиного двора здание для биржи то возникало, то отменялось. Правда, не так много сохранилось документальных свидетельств о строительстве самой биржи. Первое указание на устройство ее встречается в Высочайше утвержденном плане на постройку Гостиного двора от 1790 года. Следующее упоминание — в докладе московского военного генерал-губернатора графа Салтыкова от 1798 года, в котором говорится о произведенной постройке части Гостиного двора, выходящей на улицу Ильинку. Здесь упоминается уже о «бирже, в том дворе находящейся». В последующие годы в распоряжениях и указах встречаем то и дело фразы вроде «находящиеся при бирже маклера», «назначенная по плану по средине двора биржа осталась неустроенной». В одном из документов говорилось о предписании подавать гоф-маклеру «записки о производимых торгах, не выходя из биржи…». По этим отрывочным данным можно предположить, что при проектировании постройки Гостиного двора предполагалось дать в центре его место самой бирже, и что с постройкой части его, идущей по Ильинке, биржа где-то в нем существовала.

Купечество собиралось сначала в среднем проходе с Ильинки на Гостиный двор. Но в связи с неудобством этого места, как проходного, биржа была переведена в другое место, рядом с этим. Но и оно оказалось неудобным для встреч, и купечество основало свои ежедневные собрания на углу Гостиного двора, выходящего на Ильинку и Хрустальный переулок. Об этом вспоминали старожилы тех времен. Одним из свидетелей был мануфактур-советник Иван Кожевников, который еще ребенком бывал на бирже с отцом, проводившим оптовую торговлю и посещавшим купеческие собрания. Другим свидетелем также стал московский купец Иван Савичев, в течение нескольких лет торговавший в Гостином дворе.

«Улица и площадь смотрели веселой ярмаркой. Во всех направлениях тянулись возы, дроги, целые обозы,— находил новые краски и сравнения известный бытописатель купеческой Москвы историк Петр Боборыкин, описывая самое бойкое место города.— Между ними извивались извозчичьи пролетки, изредка проезжала карета, выкидывал ногами серый жирный жеребец в широкой купеческой эгоистке московского фасона. На перекрестках выходили беспрестанные остановки. Кучера, извозчики, ломовые кричали и ходко ругались… Возы и обозы наполняли воздух всякими испарениями и запахами,— то отдаст москательным товаром, то спиртом, то конфетами. Или вдруг откуда-то дольется струя, вся переполненная постным маслом, или луком, или соленой рыбой. Снизу, из-за биржи, с задов старого Гостиного двора поползет целая полоса воздуха, пресыщенного пресным отвкусом бумажного товара, прессованных штук бумазеи, ситца, толстой оберточной бумаги. Нет конца телегам и дрогам. Везут ящики кантонского чая в зеленоватых рогожках с таинственными клеймами, везут распоровшиеся, бурые, безобразно-пузатые тюки бухарского хлопка, везут слитки олова и меди. Немилосердно терзает ухо бешеный лязг и треск железных брусьев и шин. Тянутся возы с бочками бакалеи, сахарных голов, кофе. Разом обдадут зловонием телеги с кожами. И все это облито солнцем и укутано пылью. Кому нужен этот товар? «Город» хоронит его и распределяет по всей стране. Деньги, векселя, ценные бумаги точно реют промежду товара в этом рыночном воздухе, где все жаждет наживы, где дня нельзя продышать без того, чтобы не продать и не купить».

Но отсутствие законных и удобных сходных мест вызывало недовольство не только московских купцов, но и градоначальства, которое не желало терпеть непорядок на своей территории. И вот в 1828 году городской голова, 1-й гильдии купец Алексей Мазурин сделал весьма интересное заявление перед группой собравшихся у него купцов.

«Неоспоримо, что Москва есть средоточие всей российской торговли,— говорил он,— что она для нашей империи есть магазин как отечественных, так и всех иностранных произведений, что от ея оптовых торговцев зависит повышение и понижение цен на все вообще товары в России и что ея влияние на коммерцию ощутительно даже и во многих иностранных государствах; но при всем этом, к немалому сожалению, толь знаменитая столица не имеет удобного места для своих коммерческих сношений, не имеет приличной биржи. Многие, занимающиеся торговлей, как россияне всех губерний, так и иностранцы, справедливо питая высокие мысли о здешнем купечестве, ежегодно приезжают в Москву, часто даже из Америки, не столько из любопытства, сколько для личного знакомства и начатия торговых сношений; — но когда побывают на нынешнем коммерческом сборном нашем месте, то и полезные предубеждения и высокие мысли и часть немалую лестного почтения к оптовым нашим торговцам в ту же минуту ежели не совершенно теряют, то весьма много убавляют; ибо можно ли иметь выгодное мнение о тех людях, которые, не заботясь о месте приличном для их собраний, удовлетворяются стоянием на крыльце Гостиного двора и, подвергая себя всем неприятностям, происходящим от зноя, стужи и дурной погоды, трактуют о коммерческих делах на улице, под открытым небом, между проходящими разночинцами, лакеями, извозчиками, рабочими людьми и пр. и пр. Сколь важные последствия от сего происходят, как на счет здоровья, так и на счет торговли, каждый легко может рассудить».

Через несколько дней после этого, можно сказать исторического заявления, купцы подали предложения московскому генерал-губернатору князю Дмитрию Голицыну с просьбой об устройстве в городе настоящей цивилизованной биржи.

И вот тут начали судить-рядить. Кто-то считал, что надо купить уже существующий дом, кто-то ратовал за постройку нового здания, кто-то предлагал откупить частные земли в пользу купеческого общества и будущего строительства. Сам князь Голицын для освобождения места для постройки биржи предложил снести лавки по переулку между Никольской и Ильинской. Сам выезжал на это место, присматривался. Планы его были грандиозные: он предлагал разместить в будущем здании не только биржу, но и коммерческий суд, ресторацию, проявляя заботу о купечестве и его желудке. Однажды предложили построить здание биржи прямо против монумента Минину и Пожарскому на Красной площади. И каждый раз мнения сталкивались: то казалось мало, то много, то неудобно, то дорого…

И все же в 1836 году состоялась закладка здания Московской биржи на Ильинке, а через три года купечество получило свое законное помещение. Учреждается и начинает работать биржевой комитет под председательством городского головы, дворянина и московского первостатейного купца Валентина Куманина. Но что поделаешь, вновь основную массу купечества влекло к старым местам, где было просторнее, привычнее. «Купечество в бирже не записывалось, а собиралось по-прежнему на крыльце Гостиного двора»,— замечала в то время одна из газет. Новое здание давило, было неуютным. Лишь энергичные меры властей заставили деловых людей вернуться в помещение биржи. Позднее его вновь перестроили, сделав крупнее и более подходящим для биржевой торговли.

На этот раз возвели величественную постройку в греческом стиле с широкой лестницей. Главный вход, как принято у нас, был часто закрыт, в биржевой зал проникали через второстепенные двери, на которых стоял служитель и проверял билеты. Биржевой зал занимал почти все помещение на первом этаже. Еще был зал собраний выборных. Почти все остальное помещение отдали посетителям биржи.

Внутренние помещения Московской биржи
Присутственная комната биржевого комитета. 1889 год	Зал биржевых собраний. Задняя сторона. 1880 год
Зал заседаний выборных биржевого общества. 1889 год	Зал биржевых собраний. Часть левой стороны, ближайшая ко входу с Ильинки

Учитывая, что на месте постройки биржи находилось два храма с двумя приделами в честь Успения Пресвятыя Богородицы, Николая Чудотворца, Димитрия Солунского и архидиакона Стефана, в здании были установлены иконы этих святых. В биржевом зале в 1875 году был помещен бюст императора Николая I, а позже и Александра II работы известного мастера Феликса Шопена. Это были знаки благодарности российского купечества своим императорам за их заботу об отечественном предпринимательстве.

Помещение телеграфа было сравнительно небольшим, но чудо, которое он являл, трудно было переоценить. Сначала вопрос о создании на бирже телеграфа был связан с необходимостью прямого сообщения с С.-Петербургской биржей в 1870 году. Чуть позже это знаменитое изобретение века связало биржу со всем миром. Сюда поступали телеграммы о вексельных курсах и ценах фондов, процентных и дивидендных бумагах из всех русских городов, где они котировались. Трижды в день шли сводки из Берлина, с других фондовых рынков мира. Здесь узнавали о каждом изменении учетного процента и о всяком выдающемся явлении на мировом денежном рынке, о новых займах за границей, о дивидендах крупных предприятий, выпусках облигаций, о состоянии счетов важнейших европейских банков. Сюда стекались сведения о торговле хлебом, сахаром, хлопком, нефтяными продуктами.

Особой достопримечательностью московской биржи, ее гордостью была богатейшая библиотека в несколько десятков тысяч томов и стоимостью более 46 000 рублей. Мысль об ее устройстве возникла с появлением в начале 70-х годов работ по рассмотрению новых проектов уставов Вексельного и О торговой несостоятельности. Тогда приобрели полное собрание законов Российской империи и видов внешней торговли. Это и стало отправной точкой для создания библиотеки. Инициатива ее устройства принадлежала старшине А. Трапезникову, который считал крайне необходимым составить подробную историю торговли и промышленности России.

А вот с биржевой прессой в Москве, да и во всей России, дело обстояло плохо. Лишь Нижегородская и Рыбинская биржи имели свои газеты. Остальные довольствовались бюллетенями и другими газетами, которые публиковали статьи об экономике. Хотя большое значение этому делу придавали. Еще в 1903 году на встрече с биржевиками бывший министр финансов, а в те годы председатель комитета министров, С. Ю. Витте сказал: «Имейте свои органы печати для выяснения всех ваших интересов в правильном свете, для защиты их перед общественным мнением, для подготовки их представления правительству. В создании такой организации самая существенная потребность торговопромышленного класса».

Именитые московские биржевики
Мануфактур-советник Е. О. Гучков	Мануфактур-советник Т. С. Морозов
Коммерции советник С. Л. Лепешкин	Мануфактур-советник А. И. Хлудов

Состав посетителей биржи был всегда необычайно пестрый. Кроме коренных московских купцов, среди биржевой публики можно было видеть представителей почти всех народностей, населявших Россию. Но сделки здесь заключались относительно редко. Они происходили в основном вне биржи. Так что долгое время биржа существовала, скорее, для деловых бесед, чем для торговли, где встречаются не только спрос и предложение. Дело в том, что тогда на бирже не было образцов товара, не были выработаны и установлены товарные типы. В такой ситуации приходилось волей-неволей заключать сделки не вдали от товара, а там, где он складировался. И ничего тут не было удивительного, что на биржу шли не для заключения сделок, а для сбора необходимых сведений. Хотя их можно было получить и вне здания биржи. Поэтому существовало еще одно понятие — «наружные собрания», когда люди толпились на ступеньках, решая свои проблемы.

На Московской бирже подавляющее большинство совершаемых сделок принадлежало к категории товарных, а фондовых было сравнительно немного. Однако свидетели биржевых собраний тех лет отмечали, что именно фондовики устраивали в зале «непотребный» шум. А те, кто имел возможность сравнить биржевые собрания москвичей, скажем, с собраниями парижан, отмечали, что у наших они проходили тихо и степенно. Да и число котируемых бумаг не могло сравниться с западноевропейскими.

Многие современники считали, что личная честь на товарных биржах ценится дороже, чем на фондовых. Объясняли это просто: главы банкирских домов или директора акционерных компаний, выпускающих ценные бумаги, не появлялись на бирже. Купец же, часто имевший давние семейные предпринимательские традиции и лично работавший на бирже, не мог себе позволить запятнать честь предков, фамилии.

Публика, принимавшая участие и в тех, и в других операциях, отличалась по национальности. Товарными сделками интересовались, как правило, русские, а фондовыми занимались немцы и евреи. Тогда неоднократно повторяли, что товарная биржа серьезна и полезна, а фондовая вредна и склонна к ажиотажу. До определенной степени консервативные москвичи высказывались за необходимость сильных репрессивных мер против фондовой торговли и даже за ее изгнание с биржи. Недолюбливание последней объяснялось, конечно же, ее относительной молодостью. Еще в 1847 году на предложение гоф-маклера доставлять сведения о ценах на акции биржевые маклеры ответили: «…в Москве банкирских домов, которые бы постоянно занимались курсовыми делами, не находится; а в посылаемых заграничных векселях и прочих расчетах московское купечество сообразуется с курсом, означаемым в С.-Петербургской коммерческой газете; акций при Московской бирже не продается и не покупается». И даже после того, как последовал выпуск облигаций московского городского кредитного общества и билетов первого внутреннего 5-процентного с выигрышами займа, и когда стали совершаться продажи процентных бумаг на бирже, биржевой комитет упрямо констатировал, что фонды обращаются на бирже весьма редко, а уж если такое и происходит, то курсы на бумаги «постоянно соответствуют курсам С.-Петербургской биржи». В этом, действительно, сказывалась тесная связь между двумя крупными биржами. Она стала еще более заметна в 1869 году, когда в столице функционировала незаконная Демутовская биржа. В это время в Москве незаконная фондовая торговля также активизировалась. Содержатели банкирских домов сходились в Чижовском подворье на Варварке. Эти сходки были прекращены по распоряжению генерал-губернатора. Через несколько месяцев встречи игроков под названием «утренней фондовой биржи» возобновились в доме Грузинской царевны. А еще позже содержатели банкирских домов все же выразили желание легализовать свои «собрания по фондовым делам». Составление гоф-маклером ежедневно котировок по торгам началось на бирже лишь с 1870 года.

Нерасположение биржевого общества к торговле фондами на Московской бирже, помимо личного состава участников, вероятно, объяснялось еще и тем, что «самостоятельного курсового дела в Москве никогда не существовало»: московская фондовая торговля сначала находилась в полной зависимости от Петербургской, а потом перешла в непосредственную подчиненность бирже Берлинской. От такого «рабства» Московская биржа стала постепенно освобождаться лишь с 1889 года, когда часы биржевых собраний были перенесены на более раннее время дня, а курсовые дни со среды и субботы изменили на вторник и пятницу. Такого перенесения биржевых часов и курсовых дней оказалось достаточно для того, чтобы придать биржевой торговле спокойный характер. По признанию одного биржевого деятеля того времени, который пробовал острить, «ныне фондовики в среду отдыхают, а по субботам в баню ходят».

Улица Ильинка, ее Карунинская площадь, где разместилась биржа, в 60-е годы XIX века постепенно меняла свое лицо, превращаясь в главную торговую и финансовую улицу города. Здесь размещались банковские конторы, представительства старых и молодых фирм, многочисленные склады. Китай-город, район, где все это происходило, сравнивали с финансовым центром Лондона — Сити. «В биржевой час тут бьется пульс всей промышленной России и всех крупных сделок с заграницей,— вновь обращаемся за свидетельствами к московскому бытописателю,— …в банках на Ильинке и в переулках у Верхних торговых рядов с утра до обеда происходит прилив и отлив денежных оборотов, питающих весь этот громадный торгово-промышленный рынок».

Не отставали и тогдашние газеты. И, несмотря на совершенно противоречивое отношение обывателя к купцу, сознавали важность, значимость этого сословия в жизни.

«Купец идет. На купца спрос теперь,— писала газета «Новое время».— Купец в моде. От него ждут «настоящего слова». И он везде не заставляет себя ждать. Он произносит речи, проектирует мероприятия, издает книги, фабрикует высшие сорта политики, устраивает митинги и проч. В Москве один знаменатель — купец, все на свою линию загибающий. Купец тут снизу, сверху, со всех сторон. Он и круг, и центр московской жизни. И с этим все уже настолько свыклись, что никто, вероятно, и не воображает Москву без купца. В сущности, это даже и естественно, потому что купец есть органическая часть Москвы — ее рот, ее нос, ее начинающие прорезываться зубы. В Москве вы шагу не сделаете без купца. Он и миткалем торгует, и о категорическом императиве хлопочет, и кузьмичевскую траву исповедует, и лучшие в мире клиники устраивает. Все, что есть в Москве выдающегося,— в руках купца или под его ногами. У него лучшие дома и выезды, лучшие картины, любовницы и библиотеки. Загляните в какое угодно учреждение — вы непременно встретите там купца, очень часто в мундире, с «аглицкой складкой», с французской речью, но все же купца, со всеми его «ордынко-якиманскими» свойствами, которые не выветриваются ни от каких течений, ни от какой цивилизации…»

С началом строительства железных дорог, с устройством кредитных учреждений и происшедшим в связи с этим переворотом в торговой деятельности Москвы возникли новые потребности. В частности, был поднят вопрос о создании правил, которые соответствовали бы потребностям промышленности и современному положению дел. Был утвержден Устав биржи, организовался институт маклерства. С этого момента началась новая, более цивилизованная жизнь биржи. Биржевое общество в лице его выборных начало участвовать в обсуждении различных вопросов, затрагивающих интересы торговли и промышленности для предоставления по ним своих соображений, принимать участие в их разработке.

Уже в самом начале XX века в государстве нашем появилось немалое число бирж, которые специализировались на работе с определенным товаром или его производными. Подобно тому, как на базарах или гостиных рядах имелись ряды для торговли одним продуктом, возникавшие товарные биржи ограничивались работой с отдельным видом товара. Подобная специализация квалифицировалась в те годы как дальнейшая демократизация, шаг в развитии. Такими стали в различных городах России скотопромышленная, фруктово-чайная, яично-масляная, каменноугольная, железопромышленная, хлопковая и многие другие биржи.

В самом конце XIX века была учреждена Московская хлебная биржа. Ее открыли в том месте, где всегда совершались сделки по купле-продаже хлеба,— в подворье Смирнова по Гаврикову переулку. Само ее название говорило о предмете и цели — облегчении оборотов по торговле хлебом и сближении крестьян с хлеботорговцами.

Нельзя не коснуться такого замечательного явления в биржевой жизни России, как биржевые артели. Эти организации были предназначены для производства товарных работ, заключавшихся в уходе за доверяемыми артелям купеческими товарами, хранении их, перевозке, укладке, упаковке, а также для производства работ конторских, исполнения различных поручений купеческих контор по получению и передаче денежных сумм, документов, ценных бумаг, писем и проч. Законодательные определения об артелях излагались в широко известном Уставе Торговом. По своей организации и порядку деятельности биржевые артели мало чем отличались от других российских артелей, что были разбросаны по всей необъятной территории государства. Одно было незыблемо — биржевые артели служили интересам бирж.

Одна из самых широких сетей биржевых артелей образовалась к 1889 году в Москве. Тогда по документам их было 33, а позже стало еще больше. И все они были в ведении Московского биржевого комитета: Шестовская биржевая артель, Новогостинодворская, Усачевская, Ляминская, Мазуринская, Посольская, Чижовская, Кокоревская, Голяшкинская, Московская, Богоявленская, Пассажа Солодовникова, Ильинская, Украинская, Хрустального ряда, Зеркального ряда, Ветошнорядская, Северного общества, Теплорядская, Московско-Ярославской железной дороги, Шуйского подворья, Ветошнорядская-Казанская, Средне-ветошнорядская, Хлудовская, Верхнего зеркального ряда, Третьяковская, Медно-москательного ряда, Городская рядская сторожевая, Коммерческая, Компании Богородско-Глуховской мануфактуры и большого юхотного ряда, Мурашевская, Знаменская, фон-Мекковская.

Бланк счета фон-Мекковской Биржевой Артели.  перейти к экcпонату

Фон-Мекковская биржевая артель принадлежала известной династии «железнодородных королей». Колоритной фигурой был Карл фон Мекк, один из пионеров частного железнодорожного строительства в России, положивший начало многомиллионному состоянию семьи. Однако сведений, характеризующих его личность, немного. С. Ю. Витте в своих воспоминаниях ограничивается в отношении него одной фразой: «Фон Мекк, инженер путей сообщения, был очень корректный немец; он нажил порядочное состояние, но жил довольно скромно».

Духовное завещание Ф.Г.Акимова и квитанция Московской Козьмо-Демьянской биржевой артели  перейти к экcпонату

В завещании, в частности, говорится: «Все мое движимое и недвижимое имущество, где бы оно ни находилось и в чем бы ни заключалось, в том числе и принадлежащее мне артельное место в Московской Козьмо-Демьянской биржевой артели, а ровно и весь капитал мой, как в наличных деньгах, процентных бумагах всякого наименования, акциях, паях и облигациях, так и в долгах за разными лицами состоящий, словом все, что в день смерти моей окажется мне принадлежащим и на что я по закону буду иметь право, я завещаю в полную и единственную собственность жене моей Анне Ивановне Акимовой». Квитанция Московской Козьмо-Демьянской биржевой артели на артельное место №35. Квитанция утверждена Московским биржевым Комитетом в 1912 году и удостоверяет, что Ф.Г. Акимов состоит в Артели владельцем артельного места №35.

Первое упоминание о биржевых артелях в Москве относится к 1837 году, когда по документам при Гостином дворе было разрешено работать двум артелям — Ильинской и Варварской. В случае утраты товаров или денег, порученных артелям хозяевами, провинившаяся артель за утраченное должна была нести полную ответственность.

Массовое появление биржевых артелей относится уже к 1863 году. Торгующее при Московской бирже купечество обратилось в Биржевой комитет с заявлением, в котором объяснялось, что в Москве — гостином дворе, рядах и на подворьях — существуют артели, «которым купечество вверяет приемку и отпуск товаров, получение денег и другие поручения; что артели эти имеют весьма небольшие средства; что у артелей, которые успели образовать хотя небольшой капитал, гарантирующий миллионное доверие купечества, капитал отдается для хранения в частные руки; что между хозяевами и артелями никаких условий не существует, правил об обязанностях артелей не имеется и плата за труд и услуги произвольные; что при такой неурядице артелей биржевое купечество не может оставаться невнимательным к делу, которое его интересует,— а потому просило Комитет избрать из среды купечества нескольких лиц для совместного составления правил об артелях, чтобы эти правила имели законодательную силу как для артельщиков, так и для хозяев, чтобы артели были подведомственны Биржевому комитету, состояли из лиц, внесших обеспечение, какое определено будет правилами, и капитал обеспечения хранился бы в Комитете».

Это было заявление, которое произвело впечатление на многих, его ждали. Биржевой комитет совместно с представителями артелей начали работу по составлению проекта устава, позволяющего максимально улучшить работу биржевых артелей, дать возможность им развиваться. Но бюрократические препоны отодвинули официальное появление первых правил на долгие годы.